S.T.A.L.K.E.R. Wiki: Zone Chronicles
Регистрация
Advertisement
S.T.A.L.K.E.R. Wiki: Zone Chronicles

И мы могли бы вести войну
Против тех, кто против нас,
Так как те, кто против тех, кто против нас,
Не справляются с ними без нас.
Группа Кино - "Муравейник".



Грызун на время задержал дыхание, прислушиваясь к окружающим звукам. Дом молчал. Вся его медленно разрушающаяся масса из бетона и железа, местами пропитанная радиацией и кровью, не издавала ни одного угрожающего звука. Только где-то в подъезде что-то монотонно капало. Если не считать эту капель, звуков не было. А значит, была надежда.
Грызун осторожно выдохнул и, стараясь двигаться тише, пополз по коридору пустой квартиры к темной груде тряпья у дальней стены. Десять минут назад эта груда была его напарником, даже более того — наставником.

Уж по сути пожертвовал собой, когда высунулся в окно с одноразовым гранатометом и выстрелил по бронетранспортеру противника. В него попали из снайперской винтовки и все, что смог старый сталкер — отползти вглубь квартиры. После этого штурм продолжался еще… А сколько на самом деле? Пять минут? Пятнадцать? Час? Грызун не знал. Их огромный муравейник отстреливался яростно, но скорее всего недолго.
Он бы пал еще в первую волну штурма, если бы не выброс.
Зона разрядилась необыкновенно сильной волной, Грызун не помнил таких за все время, проведенное здесь. Небо покраснело в считанные минуты, земля задрожала, а с неба посыпались те немногие вороны, что осмелились летать над полем боя в ожидании поживы. Молодой сталкер успел запереться в туалете, который был укреплен как раз на случай выбросов. С трудом пересидев гнев Зоны в душной темноте, Грызун выполз обратно, едва тряска прекратилась.
Небо все еще заливала кровавая пелена — и сквозь бойницы выбитых кирпичей во мрак квартиры прорывались лучи красного света. Но стены комнаты и без них были окрашены красным. Грызун не считал, сколько их оборонялось в этой квартире — больше десятка. В живых остался только он. В квартире. На этаже. Может, и в подъезде. Лишь бы не во всем доме.
Пахло гарью, но дыма не было. Горело этажом выше, у самой крыши. Туда, кажется, попали из гранатомета. Гораздо сильнее пахла смерть. Почти как скотобойня - кровью, сырым мясом и внутренностями. И пороховым дымом. Только он отличал войну от скотобойни. Только порох.

Уж все-таки был мертв. То ли рана его убила, то ли выброс. На самом деле Грызун подполз к наставнику не для того, чтобы посмотреть, жив ли тот. Ему нужно было оружие старого сталкера — длинный бельгийский автомат FAL. Стащив оружие с шеи покойника, парень осторожно высунулся в подъезд и отшатнулся — с верхних ступенек лился кровавый ручеек, падая в лестничный пролет. До первого этажа ручеек долетал уже отдельными каплями — их падение на кафельный пол первого этажа и слышал Грызун в квартире. Сглотнув, выживший поднялся к окну подъезда и заглянул в мутное стекло, пытаясь рассмотреть двор. Двор был пуст. По крайней мере, пуст от живых. Трупы же усеивали его почти сплошным покровом. И все равно мертвых захватчиков на площади лежало меньше, чем пришло сюда живых. Остатки отступили, скрываясь от выброса. Молодой сталкер знал, что они скоро вернутся. Что они придут брать их дом силой. Ему оставалось только одно: встретить гостей как подобает.

Муравейник еще ни разу не пытались брать штурмом, но его обитатели давно были готовы к этому. В двух из четырех подъездов были полностью разрушены все лестницы и забетонированы входы — эти подъезды превратились в сторожевые башни муравейника. Те подъезды, через которые можно войти и подняться тоже были рассчитаны на вторжение. Оставалось лишь привести в боевую готовность средства защиты. А дом все равно можно было пройти насквозь, не спускаясь ниже пятого этажа — дополнительных проходов в стенах квартир выбили столько, что за год в муравейнике Грызун все еще не выучил каждый, тем более они были скрыты от чужих глаз, замаскированы коврами и шкафами. Конечно, никто не думал, что до этого когда-нибудь дойдет — ведь никто не ожидал, что штурмовать муравейник будет такая огромная армия. С бронетранспортерами, гранатометами… Стычки двух группировок вылились в настоящую, жуткую войну. Их долго кусали, словно ожидая ответных действий. Грызун и раньше видел последствия мелких столкновений, предвестников войны — трупы, которые привозили на базу в мешках, залитые кровью блокпосты… Но в этих случаях смерть оставалась за кадром. Всегда. Когда тебя предупреждают: «Сейчас привезут наших ребят», а потом ты видишь их тела в кузове - ты морально готов. Когда твои друзья гибнут на твоих глазах один за другим, просто потому, что чьи-то чужие друзья по ту сторону баррикад решили, будто вам не место в вашем доме — такая война воспринимается иначе. Грызун держался только потому, что у него была ясная задача: приготовить ловушки. Времени было мало, не больше четверти часа. Так было в их нормативах. Всю последовательность учили наизусть, как таблицу умножения в школьные годы. Даже лучше - ведь, в отличие от таблицы умножения, знание об установке ловушек могло им пригодиться. Никто не хотел, чтобы пригодилось, но старались быть к этому готовы.

Не зря.

Выяснить, остался ли кто-то в живых, можно будет после. Скорбеть тоже, если переживет второй штурм, в чем Грызун, правда, сомневался. Перепрыгивая ступеньки и мертвые тела у окон, парень помчался наверх, к последнему этажу. Там, у самого потолка, висела люлька с гранатами. Детище Ронина, их технаря и изобретателя. Он долго возился с тросиками и блоками, бросал охолощенные гранаты с последнего этажа и засекал механическим секундомером время их падения, потом взорвал, наверное, целый ящик боевых гранат во дворе соседнего общежития, экспериментируя с временем срабатывания взрывателя, и в итоге представил их лидеру схему растяжки: люлька была устроена так, что в спокойном положении гранаты в ней стянуты достаточно прочно, и из них можно даже извлечь кольца, но стоит тросу, привязанному к люльке, натянуться от открывания двери внизу, гранаты вылетят из своих креплений, полетят вниз, к специальному пандусу, упав на который, скатятся прямо под ноги вошедшему, где и взорвутся. Трос проходил так, чтобы быть незаметным для незваного гостя и не задерживать ход двери. Обычно его отсоединяли от люльки, а гранаты в ней висели с кольцами, и сейчас Грызуну следовало подготовить ловушку к работе.

Когда молодой сталкер добрался до восьмого этажа, стало понятно, откуда тянуло гарью: в окно квартиры попали из реактивного огнемета, она до сих пор горела. Входную дверь выгнуло наружу, из-под нее сочился дым. Здесь, рядом с местом трагедии невыносимо пахло не только гарью, но и обгоревшей плотью. Грызун не выдержал и согнулся в рвотном позыве, а потом зажал нос и постарался преодолеть последние два этажа побыстрее.
На десятом, последнем этаже, парень наткнулся на Болгарина. Инструктор по стрельбе сидел, привалившись к стене под электрическим щитком, окруженный пустыми тюбиками из-под промедола. Правой руки ниже локтя у Болгарина не было, плечо стягивал ремень вместо жгута, но кровь все равно капала из уродливой культи, и на площадку ее натекла целая лужа. Грызун решил, что инструктор уже мертв, но тот, услышав топот открыл глаза, мутные от приема промедола.
- Пацан… Живой. Я тоже, - усмехнулся сталкер.
Парень хотел ответить наставнику что-нибудь ободряющее, но Болгарин вдруг опустил голову и изо рта у него хлынул целый поток крови, с плеском разлился по площадке, мигом доплыв до ботинок Грызуна. Тот инстинктивно отскочил назад, левая нога, ища опоры, провалилась в пустоту, и молодой сталкер, рухнув навзничь на лестницу, полетел по ступенькам вниз. Только рюкзак и бронежилет комбинезона уберегли от травмы его спину, а шлем — затылок. Когда Грызун, матерясь, поднялся снова, Болгарин уже согнулся ничком, ткнувшись лбом в пол. Мертвый. Чудом обойдя кровавые лужи и не задев их ботинками, молодой человек перешагнул через вытянутые ноги умершего и остановился у лестницы на чердак. К ней и была привязана люлька с гранатами.
Полминуты возни — и ловушка уже висела в пролете между этажами.
Нужно было спускаться и готовить следующие.

Этажи с девятого по седьмой ловушками не оснащались — на случай так далеко зашедшего врага планировалась уже привычная оборона. Кто же знал, что живых останется так мало. Искренне надеясь, что он все-таки не последний, Грызун перемахивал через ступеньки, едва не падая. Прыгнув на площадку шестого этажа, парень согнулся над ступеньками. Одна из них всегда была покрыта ржавой металлической плашкой, потому что под ней находилась вставленная в выдолбленный в бетоне квадрат нажимная панель с механизмом под ней. А над лестницей висел, закрепленный за перекрытием лестничного пролета так, чтобы поднимающемуся не было видно, кусок рельса на смотанных цепях. Механизм действия ловушки был крайне сложным — в спокойном положении рельс держался на двух кусках арматуры, плотно прижатый к врезанному в потолок и сжатому до предела амортизатору. В таком положении амортизатор удерживался двумя крюками, к которым, в свою очередь, прилагались два маленьких заряда взрывчатки с подведенными к ним проводами. Эти провода уже шли к ловушке в ступеньке. Нажатие на нее давало импульс, взрывчатка срабатывала, уничтожая крюки, пружина амортизатора расслаблялась, выстреливая вперед, сбивая рельс с арматур и отправляя его в короткий полет на цепях. Удар такой силы — гарантированный перелом шеи, и никакой шлем не спасет.

Четвертый этаж. В прихожей центральной квартиры открыть краны на связанных вместе баллонах с пропаном, подсоединенных к трубке, выведенной в подъезд, и приготовить к действию нажимную панель в полу. Панель высечет искру. Газ взорвется. Разрушения непредсказуемые, но после того, что будет ниже — почти ерунда.

Средняя квартира на третьем этаже была превращена в склад. И на случай нападения на этом складе хранились три бочки, заполненные «холодцом». Для самых-самых крайних случаев, потому что применение такого рода защиты от вторжения сделало бы подъезд непригодным для использования. Кряхтя и отдуваясь, Грызун по одной выволок тяжелые емкости к лестнице, но открыть бочки было нечем и молодому сталкеру пришлось войти в квартиру, окна которой выходили на сторону штурма. Здесь, как и в той, где он держал оборону, пахло смертью и порохом. В стене белели многочисленные прямоугольные бойницы — а значит, где-то должен был лежать и лом, которым защитники выбивали кирпичи. Хотелось, конечно, чтобы лом аккуратно оставили в прихожей, чтобы не приходилось ходить между мертвых тел друзей, но Грызун зря на это надеялся. В прихожей ничего не было. Стараясь унять дрожь в руках, он вошел в гостиную. Зрелище заставило его на мгновение дрогнуть и отвернуться, прижимая ладони ко рту. От этого накатило еще и чувство стыда. Эти мужчины и парни защищали здесь свой дом, своих друзей, свои идеалы, в конце-концов, какими бы они ни были, свое право на свободу. Они умирали, сражаясь за это, а он сейчас готов проблеваться, глядя на их тела. Наверное, это было нормально. Наверное, смотреть на то, во что превратили товарищей попадания пуль из крупнокалиберного пулемета, нельзя без содрогания. Но Грызуну все равно было стыдно за этот позыв. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, и стараясь при этом не думать о запахе свежей убоины, парень снова повернулся в сторону окон и, пригибаясь пополз к стене, стараясь смотреть на пол, а не на тех, кто на нем лежит. Подошвы ботинок скользили по залитому кровью линолеуму и один раз сталкер даже потерял равновесие, когда его ноги разъехались в стороны. Падая, он завалился на труп Синицы. Такой же новичок, даже вроде бы ровесник самого Грызуна, Синица лежал на полу, глядя в потолок широко округлившимися глазами. Пулевые отверстия в его бронежилете сконцентрировались в районе груди. Скорее всего парень встал во весь рост, стреляя из окна. Пробормотав извинения, Грызун, не особо осознавая, что делает, зачем-то отряхнул и поправил комбез Синицы в тех местах, где свалился на его тело, и только потом пополз дальше, к бойнице. Он уже видел, что лом так и лежит там, запачканный кровью, как почти все на полу гостиной. Не без содрогания взяв инструмент в руки, Грызун повернулся к выходу из комнаты, и в этот момент с улицы раздался пронзительный свист. Молодой сталкер узнал его — так свистели ручные мегафоны, привлекая внимание. Затем раздался хриплый голос, искаженный прибором:
- Ну что, крысы, есть кто живой? Сдаваться не предлагаем! Ради интереса — выгляните в окно!
Грызун осторожно подполз к дыре от кирпича. Пустырь перед муравейником все так же был безлюден и завален трупами, но дальше, там, где уже начинались дома, виднелись три маленьких силуэта. Чтобы не напрягаться, парень прильнул к оптическому прицелу винтовки Ужа и уже через него без проблем разглядел, кем являются эти силуэты.

Незадолго до штурма база потеряла связь с одной из разведгрупп. Четверка бойцов просто исчезла из эфира. Теперь трое из них стояли на коленях в конце улицы, с разбитыми в кровь лицами и со связанными за спиной руками. Грызун сумел узнать только Фазана — он был рыжеволосый. Лица остальных двоих превратились в гротескные кровавые маски. Пока парень с ужасом рассматривал сломленных товарищей, неизвестный голос продолжил вещать:
- А теперь, твари, смотрите!
Молодой сталкер увидел, что головы пленных почти синхронно разлетелись на части. Звуки трех выстрелов, слившиеся в один, долетели до муравейника мгновением позже.
- То же самое будет с каждым выжившим! Сдаваться не пробуйте — прирежем, как бешеных собак! Лучше бегите! Пять минут на это у вас есть!
Говорящий не показывался, опасаясь снайперов. Район казался полностью спокойным и безлюдным, но этот покой на фоне осознания того, что за домами прячется целая армия, хоть и небольшая, внушал еще больший ужас, чем вид пехотинцев вражеской группировки, ползущих под защитой бронетранспортеров во время первого штурма. Отпрянув от бойницы, Грызун забросил оружие за спину и, вцепившись в лом, побежал в подъезд. По очереди открыв бочки, сталкер не без труда опрокинул их на лестницу. «Холодец», шипя и обиженно булькая, медленно пополз по ступенькам, растекаясь по ним. Сразу невыносимо запахло какой-то химией — первой ассоциацией, пришедшей на ум Грызуну, была больница. Запах аномального студня был похож на запах йода. Стараясь не запачкать обувь, сталкер взлетел по ступенькам на девятый этаж и, плюхнувшись в угол, затаился. Пусть он не солдат, и даже не боец, но у него был приказ: защищать муравейник. Да, может быть так, что те, кто дал этот приказ, уже мертвы. Может, вообще все, кроме него самого уже мертвы. Это не значит, что приказ утратил силу. В конце концов, бежать Грызуну все равно было некуда.

В Зону не уходят от хорошей жизни. Чтобы очутиться здесь, нужны веские причины. А уж чтобы остаться тут навсегда — и вовсе что-то особенное. Одни бежали в Зону на постоянную жизнь от проблем с законом. Иные, из числа романтиков, — от рутины серых будней. Грызун не был ни тем, ни другим. Он пришел в Зону за компанию. Когда их группу выпустили из детского дома, идея сбежать в Зону, чтобы подзаработать там «подъемных» на хорошую жизнь была не нова — ходили слухи, что очень многие из прошлых выпусков так и делали, сумев в итоге за пару лет заработать и на машину, и на квартиру, и на прочие радости. Мечтали почти все пацаны, а пошли в итоге пятеро, в том числе и Грызун.
И вот, в итоге он здесь. В многоэтажке, рассыпающейся от попаданий из крупнокалиберных пулеметов и гранатометов. Готовится защищать ее до последней капли крови, хотя до сегодняшнего дня ни разу не стрелял в людей. То, что в Зоне сплошь убийцы и маньяки, которым ничего не стоит пристрелить другого за банку консервов — чушь. С одной стороны. Даже бандиты редко стреляли насмерть. Грабили, навалившись числом, могли избить и отнять пушку, но убивали только самые отмороженные. Свободные сталкеры вообще считались народом мирным и спокойным. А тушенки в Зоне было столько, что за пару месяцев Грызун схомячил мяса больше, чем им в детдоме полагалось съедать за год.
Но и убивали в Зоне нередко. В основном за идею. За цвет комбинезона. Грызун мог бы избежать этого, оставшись вольным. Но вольным он быть не умел, ему нужна была стая. Нужен был дом.
И теперь члены другой стаи, поубивав его товарищей, хотели убить и его самого. Просто за то, что он носит другой комбинезон. За какие-то старые распри, отгоревшие еще до его появления в Зоне. Все те трупы, которые он видел за последние полчаса, были почти что его семьей. Муравейник был его домом. И поэтому парень считал, что не имеет права убегать.


Наверху что-то зашуршало, клацнуло, и в лестничном пролете мелькнула серая тень. Сработала растяжка. Грызун сжался в комок, заранее открыв рот. Взрыв прогремел почти в тридцати метрах внизу, но в ушах все равно засвистело. Свист быстро прошел, медленно перейдя в поросячий визг. Там, внизу кого-то серьезно ранило взрывом. Визг перекрыл трехэтажный мат, а потом хлопнул выстрел, и раненный замолчал. У Грызуна по спине поползли мурашки. Смерть шла к нему. Осязаемая, хрипло дышащая смерть, которая не щадила даже своих верных вассалов. Было очень страшно, страшнее, чем при штурме - пуля, прилетевшая откуда-то и ударившая тебя в лоб — это все-таки совсем не то же самое, что черное дуло, которое смотрит тебе в лицо.

Тяжелые ботинки топали где-то внизу. После случая с растяжкой захватчики шли медленнее, но не таясь. Молодой сталкер высунул ствол в лестничный пролет и попытался выцелить кого-нибудь, но с такой высоты это было бесполезно. Наконец, судя по повторившейся отборной ругани, гости дошли до ступенек, залитых «холодцом». Парень припал к прицелу, стараясь поймать в него хотя бы локоть, что попадет в проем. Безрезультатно. Все, что он видел — зеленые отсветы. Внизу началась возня, хлопали двери, шаркали подошвы. А потом аномалия вдруг зашипела еще сильнее, засветилась ярким светом, и до Грызуна долетел жуткий запах, сравнимый, наверное, только с запахом свежей рвоты. Не понимая, что происходит, парень спустился еще на этаж, но и оттуда ничего толком не было видно. Только тяжелые ботинки снова затопали хороом. Кажется, убийцы растянулись в цепь и теперь снова поднимались наверх, каким-то образом миновав «холодец». Вся надежда оставалась на…

Взрывом Грызуна отбросило к двери средней квартиры, он сбил дыхание и чуть не лишился чувств. Лестничная площадка треснула посередине, но, к счастью, не упала, лишь прогнулась вниз. Через пару секунд от пыли стало нечем дышать и сталкер, кашляя, пополз к проходной квартире, ошалев от последствий взрыва настолько, что даже не заметил, что оставил на площадке винтовку. Даже если кто-то выжил при взрыве, наверх им не подняться. А вот в других подъездах кому-нибудь могла понадобиться помощь. Проход в квартиру следующего подъезда здесь был в шкафу дальней комнаты. Грызун почти добежал до него, когда деревянная створка двери вылетела от удара изнутри, и в комнату ворвался боец в тяжелом бронежилете и спецназовском шлеме. Ствол его короткого автомата смотрел прямо в грудь молодого защитника.
- Попался, мразь, - констатировал захватчик. - А потом, переведя взгляд куда-то за спину Грызуна, спросил. - Что там у вас?
- Там жесть. Они ловушек понатыкали. Двоих растяжкой убило, еще пятерых взрывом газа.
Говоривший обошел оцепеневшего от страха парня, и тот увидел, что враг весь серый от покрывшей его с ног до головы бетонной пыли. Только глаза и рана на лбу выделялись тремя красными пятнами.
- С эти что делать будем? - буднично поинтересовался тот, что вышел из шкафа.
Пыльный оценивающе посмотрел на Грызуна.
- Так в расход. Что еще с ними делать?
- Он же без оружия даже.
- Какая разница? Напомнить, что они пять лет назад делали?
Грызун не помнил, что «они» делали пять лет назад. Пять лет назад он еще был в детском доме и даже не слышал ничего о Зоне.  А теперь он стоял в комнате заброшенной квартиры, зажатый в клещи и знал, что сейчас умрет, но вот эта детская обида от того, что умрет он за грехи, в которых не повинен, была сильнее страха смерти. Не хотелось сдохнуть, стоя, как истукан, и парень рванулся в сторону, будто оглушенный заяц, побежал к окну, на свет. Он даже успел согнуть ноги для прыжка прямо сквозь стекло, когда короткая очередь пропахала его спину. Больно не было. Даже удар подоконника в лоб был больнее. Потом и вовсе пришла пустота. И покой.
- Ну и все, - подытожил пыльный, опуская автомат. - Как там у вас?
- Легче. Я, собственно, шел вас тут принять.
- Ну молодец, принял. Теперь обратно пошли, там не спустишься.
- Че так?
- Эти нелюди «холодец» разлили на третьем этаже. Мы подняться смогли только потому, что трупов накидали и по ним сверху пробежали. Теперь их уж там в сопли растворило наверное.
- Тьфу, не рассказывай, - сплюнул боец.
Пыльный только расхохотался.
- Ладно, пошли посидим маленько, у меня башка после взрыва трещит.
Захватчики прошли в смежную квартиру, сели на тахту. У «пыльного» запиликал КПК.
- Ишь ты, работает! - удивился сталкер.
Подняв запястье на уровень груди, он принял входящий вызов.
- Слушаю, товарищ генерал!
- Полковник, доложите обстановку!
- Потери значительные, товарищ генерал, но задача выполнена. Муравейник наш. «Монолит» из Припяти выбит. Примите мои поздравления!
- Вас понял, полковник. Ждите дальнейших приказов, - устало выдохнул Воронин и оборвал связь.
- Не осознал еще, - пояснил запыленный полковник «Долга» сослуживцу. - Сколько крови нам фанатики подпортили за последние годы. Я уж молчу про то, что до отключения Выжигателя было. А сейчас все. Задушили, наконец, гадину, теперь народ спокойно вздохнет. И знаешь что?
- Что?
- Найдутся ведь мудаки, которые скажут — зачем вы туда полезли, «Монолит», мол, последние полтора года из своей Припяти носу не казал, сталкеров не обижал!
- «Свобода» так и скажет. Перемирие перемирием, но их же хлебом не корми — дай против «Долга» потрындеть, - поддержал коллегу боец.
- Пускай говорят, Зубр. Мы и до них доберемся, дай только срок. Болтовня забудется рано или поздно, а вот то, что именно мы «Монолит» разгромили окончательно - «Долг», не «Свобода», это, брат, останется в истории. И мне лично плевать, что они в последнее время тихо сидели. У меня столько друзей во время прорывов полегло, меня не обманешь. Есть вещи, от которых не отмыться.
- Я недавно в баре с одним вольным чуть не поцапался. Каюсь, прихвастнул по пьяни, что мы войну готовим, так вроде и секрета никакого не было, так тот на весь бар разорался.
- Чего орал? - спросил полковник.
- Что «Монолит» больше не фанатики, что им тоже надо давать жить так, как хотят.
- Забей на этих сочувствующих. Среди вольных их полно. Нет, почему-то когда мы «Свободу» в хвост и гриву гоняли, никто и слова нам не говорил. Как принялись за «монолитнутых», набежали крысы всякие. «Не трожьте их! Они исправились!» Вранье это все. Может, указки сверху у них и нет, но в душе это все те же душегубцы. Ты вон в пацана стрелять не хотел, а ты глаза его видел? Пустые, как у зомби. Ты в нем, может, простого новичка видел, а я видел того, кто двоих из моего авангарда связкой гранатной угробил. Нам Илюху добивать пришлось, потому что ему ноги оторвало по самое брюхо. И ловушку газовую тоже этот щенок в действие привел. После такого сразу разучиваешься жалеть таких. Хотя я их жалеть перестал еще когда в Лиманске головы своих бойцов с пик из арматуры снимал, чтобы похоронить… Все они звери, бешеные псы. А собаке — собачья смерть. Ладно, пошли.
Зубр кивнул и они с полковником покинули комнату.

Трупы «монолитовцев» сжигали несколько дней. Муравейник разграбили и бросили, оставив его напоминанием о безжалостной силе «Долга». Все оказалось так, как предсказывал полковник — поначалу сталкеры возмущались, кто-то посмелее даже решился обозвать «долговцев» фашистами, но через пару месяцев все это забылось. Геройский ореол постепенно воссиял над бойцами группировки, искоренившей воинственную злую секту, одно название которой вызывало трепет у ветеранов Зоны. Сталкеры охотно забыли про то, что "Монолит" действительно не пытался больше нападать на сталкеров. Потому что так было удобнее. В конце концов — кто их там разберет, что эти фанатики делали у себя в муравейнике? Носу же не казали. А те, кто туда уходил, больше не возвращались. Как объяснить? Мозги промывали наверное! А раз так, то чего горевать? Никогда нельзя изменить то, что уже сделано, но всегда можно придушить голос совести. Чем переживать за то, что никто не вмешался в расправу, проще убедить себя, что расправа была справедливой. Так оправдываются любые конфликты. 

Но вот, что было странно... Зона не забыла то, что натворили «долговцы». Когда в барах перестали укорять «красных» за содеянное, когда даже «Свобода» вдруг признала, что на месте своих вчерашних соперников поступила бы так же... То есть - когда сталкеры окончательно предали «Монолит», причастные к штурму муравейника вдруг начали умирать один за другим. Сначала этого никто не заметил - редко ли погибают в Зоне сталкеры, взявшие на себя бремя ее уничтожения? Но потом закономерность начала вырисовываться. Руководство пыталось пресечь распространение слухов, утихомирить разгорающуюся панику, но меры эти не принесли никаких результатов. «Долг» вступил в фазу распада. Группировку за глаза звали «прóклятой», сталкеры спешили покинуть ее ряды, новички отказывались становиться новобранцами. Отток людей привел к спаду активности «Долга». Объем сдаваемых за периметр артефактов существенно снизился, потеря ценных кадров напрямую сказалась на успехах зачисток, и квады все чаще возвращались на базу неполными, а то и не возвращались вовсе. Снабжение из-за периметра чахло. Ни о какой мощи и влиянии речи больше не шло. Окончательный закат «Долга» произошел во время одного из собраний группировки. Очевидцы, успевшие покинуть «Долг» сразу после этого инцидента, но до последующих печальных событий, рассказывали о том, что одряхлевший за несколько месяцев Воронин, стоя на сцене заводского актового зала, куда «долговцы» приходили на большие официальные сборы, как обычно толкал пафосную речь, пытаясь удержать разваливающееся сообщество. И, дойдя до слов «И провалиться мне на этом самом месте, если наша группировка, результат нашего общего кропотливого и многолетнего труда, умрет!», закашлялся, потом покраснел и упал замертво. Медики констатировали смерть от сердечного приступа. Вот такая вот ирония судьбы. Или Зоны.

То, что происходило дальше, сталкеры впоследствии вспоминать не любили. Лишившись нормального руководства, а вместе с ним и последних связей со снабженцами, оставшиеся «красные», озлобились. Положение нищих изгоев оскорбляло их, людей, которые некогда воевали за светлые идеалы, пытаясь спасти мир от Зоны. Но сделать с этим положением они ничего не могли. В Зоне редко можно встретить проявления милосердия и сочувствия. Никто не помог последним «долговцам» как-то поправить их дела. И тогда они попытались силой урвать свое место под солнцем. Те, кто еще год назад мог побороться за статус паладинов, отстаивающих идеалы добра, деградировали до мародеров и вымогателей, что силой пытались напомнить простым сталкерам, кому следует быть обязанными благополучием. «Росток» объявили закрытой территорией, для входа на которую требовался платный пропуск. Но, в отличие от «Долга», сталкеры могли заручиться поддержкой со стороны. И они ею заручились. 

Когда ворота заводского городка закрылись для сталкеров, «Свобода» официально объявила о разрыве перемирия с «Долгом». Ни для кого не было секретом, что большую роль в этом сыграла спонсорская поддержка Бармена, не желавшего терпеть убытки из-за спятивших «долговцев». Что только подтверждал факт: сразу после заявления представителя «Свободы» торговец залег на дно, закрыв бар. Последующие бои сложно было назвать войной. Это была бойня, зачистка. «Фримены» без труда добили старого врага, прервав его бешеную предсмертную агонию. «Долг» повторил судьбу «Монолита». 

Только его никто не оплакивал. 

Advertisement